Это, мой господин, худшее зло Верданны, являющееся её собственным, а не кем-либо привнесённым. Её собственная рука – её собственный палач. Она наносит удар по самой себе фанатизмом, суеверием, разногласиями, внутренней враждой, невежеством, безрассудством; она обещает, но не делает; её Восток – одно чёрное штормовое облако, что никогда не разрывается; предел её борьбы – вызов; она исходит упрёками там, где она должна ударять. Она сдерживает мастифа, лающего на луну.

– Рассказы в рассказах! – сказал Медиа. – Позвольте мне сказать… прямолинейно… как луч. Верданна – безумна.

– Рассказ! Мой господин, – вскричал Баббаланья.

– Мой рассказ не рассказ, – сказал Медиа, – но ваши – да… Верданна – сумасшедший, который после тщетного стремления порезать чьё-либо горло гримасничает перед водной гладью и угрожает ударить ножом по своему собственному. И такой сумасшедший будет вверен самому себе? Нет, позвольте же другому управлять тем, кто не слушается самого себя. Да, туго натягивать узду, и сдерживать, и чуть потереть. Я преувеличиваю? Мохи, скажи мне, если взять самый ясный период в истории Верданны, пока она была независима от Доминоры, она когда-нибудь нормально занималась своими делами? Не была ли она всегда наполненной поединками и фракциями? И что заставило её когда-то отдать свой скипетр под власть Белло? Не передал ли его собственный вождь Дермодди предку Белло для защиты от своих собственных мятежных подданных? И, таким образом, не лишил ли он себя королевской власти? Чему тут удивляться и где тут несправедливость, если Хенро, воинственный прародитель Белло, захватил диадему?

– То, что цитирует мой господин, верно, – сказал Мохи, – но не цитируйте больше, умоляю вас, чтобы не навредить своим тезисам.

– И вот из-за всего этого, Баббаланья, – сказал Медиа, – Белло не доверяет сумасшедшей Земле Верданне.

– И будет ли опекун в состоянии осуществлять опеку над опекой, мой господин?

– Да, если сможет. Что… возможно… будет сделано, может быть: такова позиция полубогов.

– Увы, увы! – вскричал Иуми. – Почему буквально война идёт на этой бедной, страдающей земле? Смотрите! При всём её цветении, голодают её люди, гибнут её клубни ямса, прежде чем их выкопают из почвы; кажется, небеса наслали на них упадок.

– Не так, – сказал Медиа. – Небеса не посылают упадка. Верданна не будет учиться. И если от гнилья одного сезона они снова посеют гниль, то гниль они и пожнут. Но, Иуми, ты, кажется, серьёзно занялся этим вопросом, – подойди: я на пальцах докажу, что зло существует в Верданне; теперь, милый сочувствующий, что должен венценосный Белло сделать, чтобы устранить его?

– Я не мудрец, – сказал Иуми, – что сделал бы мой господин Медиа?

– Что бы ты сделал, Баббаланья? – сказал Медиа.

– Мохи, о чём вы? – спросил философ.

– И что бы сделала компания? – добавил Мохи.

– Теперь, когда это зло озадачило нас всех, – сказал Баббаланья, – там, в Верданне, недавно умер тот, кто приступил к излечению от него гуманным и миролюбивым путём, отвращая от войн и кровопролитий. Этим человеком был Конно. Под огромным котлом он развёл ревущий огонь.

– Ну, Аззагедди, как мог он послужить этой цели? – спросил Медиа.

– Как нельзя лучше, мой господин. Его огонь испёк плод его хлебного дерева; и так как его соотечественники были убеждены, что его ждёт, то они почти оборвали свои скудные сады, чтобы заполнить его котёл.

– Конно был мошенником, – сказал Мохи.

– Прошу у вас прощения, старик, но это известно только его призраку, а не нам. Во всяком случае, он был великим человеком; взяв что-либо на себя, он угождал своей стране, и ни один обыкновенный человек, возможно, не сделал бы такого.

– Баббаланья, – сказал Мохи, – мой господин был рад высказаться о сумасшествии Верданны; а вот сейчас может ли её сумасшествие явиться результатом раздражающих, дразнящих методов Доминоры?

– Несомненно, Плетёная Борода, многое из вздорности Верданны по большей части можно приписать причине, которую вы упоминаете; но, чтобы быть беспристрастным, скажу, что Верданна, тем не менее, пытается насмехаться и провоцировать Доминору, но не с подобным же результатом. Вы чувствуете, Плетёная Борода, что удары пассата слабеют, пересекая этот пролив со стороны Доминоры, но не от Верданны? Следовательно, когда воины короля Белло бросают насмешки и оскорбления, то каждая ракета сгорает, но то же, несомое из Верданны, попадает прямо по их зубам: её враги усмехаются над ней снова и снова.

– Воины короля Белло трусливы для этого, – вскричал Иуми.

– Они не являют ни смысла, ни духа, ни человечности, – сказал Баббаланья.

– Всё мимо цели, – крикнул Медиа. – Что должно быть сделано для Верданны?

– Что она сделает для самой себя? – сказал Баббаланья.

– Философ, ты – неординарный мудрец; и так как мудрецы должны быть провидцами, покажи будущее Верданны.

– Мой господин, вы всегда находите пророков истинных и благоразумных; но не будет ли подвержена риску репутация пророка после предсказания чего-либо относительно этой земли? Острова – Оро. Однако тот доктор, кто вправит мозг Верданне, будет первым медиком у короля Белло, который в некоторых вещах сам по себе оказывается пациентом, хотя охотно считает себя врачом. Однако, мой господин, среди докторов Марди есть сущий демон, который имел дела с этими отчаянными случаями. Он использует только таблетки, сделанные из дерева Conroupta Quiancensis.

– И что это за овощ? – спросил Мохи.

– Проконсультируйтесь у ботаников, – сказал Баббаланья.

Глава XLIX

Они приближаются к Порфиро, где наблюдают потрясающее извержение

Проплыв от Верданны вдоль по течению, мы покинули пролив и оказались в более открытой лагуне, направив наши суда к Порфиро, у великолепных монархов которого мой господин Медиа надеялся получить славный приём.

– Они – все до одного полубоги, – прокричал он, – и обладают чувствами старых полубогов. Мы не видели таких больших долин, как эти: их скипетры длинны, как наши копья; их роскошные дворцы, подобные дворцу Донджалоло, не имеют конца; их банкетные залы теряются вдали; никакие династии не сравняются с ними: их родословные происходят из хаоса.

Баббаланья! Здесь ты найдёшь пищу для философии: вся земля состоит из разнообразных стран с разнообразными одеждами, обычаями и умами. Здесь ты найдёшь науку и муд- рецов, мили рукописных свитков, бардов, хоров.

Мохи! Здесь ты ослабеешь от своих преданий; в Порфи- ро вся история сложила в единый улей все свои сокровища и, как пирамида, закрыла тенями прошлого землю.

Иуми! Здесь ты найдёшь сюжеты для своих песен: голубые реки текут через лесные арки и виноградники; бархатные луга, мягкие, как оттоманки: умные девы, заплетающие золотые локоны на фоне гор, которые кажутся краем света. Или, если природа не удовлетворит тебя, обратишься к живописи. Смотри! Мозаичные стены, расписанные, как наши лица; картины, широкие, как горизонты, до которых ты не смог бы домчаться. Смотри! Статуи, от которых свалился бы твой тюрбан; города из колонн, стоящих густо, как толпы людей; и ку- пола небесных сводов, навсегда потерявших свои золочёные закаты. Смотри! Шпиль позади шпиля, как будто земля стала океаном и весь великий флот Белло качается на якорях.

Благородный Тайи! Ты ищешь свою Йиллу; положи конец отчаянию! Порфиро настолько очарователен, что там и должна будет скрываться пропавшая дева.

– Великолепная картина! – крикнул Баббаланья. – Но поверните медаль, мой господин, – что на обратной стороне?

– Циник! Перестань. Но браво! Мы ещё долго пробудем во Франко, самой приятной долине из всех; и столь же долго буду я пожимать руку её старого короля!

Солнце теперь оказалось позади нас, освещая белые утёсы Доминоры и зелёные мысы Верданны, в то время как в глубокой тени перед нами лежали длинные извилистые берега Порфиро.

Это был безмятежный закат.

– Эта трель, словно ветер, непритязательна для уха умирающего дня, – пробормотал Иуми.

– Мирная яркая ночь будет у нас, – сказал Медиа.

– Взгляните